Страх прошлого
Фридриг стоял как скованный, перед зеницами все моталось вверз тармашками; «Вельмин танец», - молвило что-то в нем, и оба эти словоизвержения предстали маревом кудряво корявых литеров, как подписание к одной ветхой гравюре, виденной им единожды у антиквара.
Он не имел возможность сбросить глаза от тощих, как у глиста, ног старухи в слазящих тёмных, с зеленым отливом, панталонах; в ужасе желал было броситься к дверцам, но решительность покинула его еще прежде, чем он подумал об этом. Пережитое и нынешнее сцепились в нем в некую жуткую действительность, бежать от каковой он не мог; кто его ведает, то или сам он все еще зелен и та, что сейчас пляшет перед ним, вдруг обернулась из только что великолепной барышни в жуткий труп с опустошенным ртом и нагноёнными морщинистыми глазами, то ли ее и его собственная молодость никогда не была и лишь почудилась ему.
Эти плоские култышка в заплесневелых мощах обрысканных сандалей, какие нынче вращались и стучали в ритм, - могли ли они быть теми бесподобными ножками, что давно пьянили его ум?
«Она их десятилетиями не перодевает, по-иному дерма раскрошилась бы на куски. Она отдыхает в них, - блеснул клок мысли, властно оттёртый другим: - Как боязно, люд еще при жизни перегорает в незримом панцире Фатума».
Два раза он раскрывал рот и снова, молча, сжимал – было тихо.
– Елизавета, – выжал он наконец, – Елизавета, тебе больно? – Гуляя по кухне, его взор заступорился на пустой глинянной емкости из-под похлебки. – Гм. Да. Лизель, могу я тебе хоть чем-то угодить?
В давние времена она ела с фарфора; ошалев, он опустил взор на грязную подушку – хм, и… и грезила на дорогих кроватях.
Не отрывая от лица ладоней, старая дева неожиданно дернула головой. Звонки были ее страждущие сдавленные всхлипы.