Одним из халатных упущений Интуриста было  то,  что  иностранцам  при
въезде в Ленинград не читали технику  безопасности.  Один  лектор  мог  бы
сэкономить труд нескольких бригад скорой. А ведь могли бы  организовать  с
того конца адаптационные курсы и качать дополнительную валюту.
     А это был вообще невезучий америкашка. Его бы сразу выбраковать -  не
готов морально и физически, сиди уж дома;  нет,  тоже  поперся.  Показать,
значит, жене и дочери загадочную страну белых медведей. Какой он храбрый и
богатый.
     Первый раз скорую вызвали с утра. Колитик у него легкий  образовался.
Приступ геморроя с мелким кровотечением. Ну  что:  хватил  вечером  водяры
нашу дозу, закусил непривычным, переварить без  тренировки  не  смог.  Так
отдыхай в номере, лелей свечку в анусе!
     Нет - потащился с  группой  по  городу;  рейнджер.  Ах,  дворцы,  ах,
Невский! - как же, деньги уплачены, надо получить все сполна. На Невском у
него брюхо и схватило.
     Переводчик эвакуировал его  в  ближайший  туалет  -  под  телеателье,
напротив Строгановского дворца. Ждут десять минут, двадцать,  беспокоятся.
Выползает  америкашка  наверх  сильно  хромая,   разъяренный   и   мокрый.
Порывается переводчику въехать по морде.
     Выяснилось, что когда он влетел в освободившуюся кабинку, его  унитаз
смутил. Загажен до непривычности. Он лихорадочно вспомнил армейскую службу
и туристские рассказы и проявил смекалку - взобрался на стульчик ногами  и
сел орлом, подобно русскому рядом. Но он был не орел, и не  русский,  и  в
кульминационный момент скользнул. Он натужился, ножки старческие дрогнули,
и он со скользкого мокрого фаянса слетел. Одна нога,  значит,  сдрыгнулась
на пол, а вторая в унитаз. И он загремел набок.
     Он чуть не вывихнул колено и  соответственно  изгваздался.  Туалетной
бумаги вокруг не оказалось и мыла тоже. Благоухая и  кряхтя,  пострадавший
путешественник обтерся платочком, обмылся ледяной водой, харкнул в зеркало
и клокоча похромал наверх воевать  за  правду.  Он  припылил  на  тачке  в
гостиницу  и  устроил  такой  бенц,   что   группе   молниеносно   сменили
переводчика.
     Новой переводчице внушили задобрить и сгладить.  И  девочка  объявила
группе маленький сюрприз: в Ленинграде открылась первая  пиццерия,  и  вот
они за очень дешево пообедают  настоящей  горячей  пиццей  и  оценят  наше
качество привычной в Америке еды.
     Тут она немного промахнулась.  В  Америке  такое  качество  оценивает
уголовный суд. Пицца, унаследовав итальянское имя, была ублюдком от  брака
русского блина с еврейской мацой: полупрозрачная сухая лепешка, посыпанная
крошкой, измельченной до такой  степени,  чтобы  нельзя  было  определить,
колбаса это или иной какой деликатес. И сверху украшена  кляксой  томатной
пасты.
     Америкашка,  в  довершение  несчастий,  оказался  по   национальности
итальянцем. Такое сочетание кого хочешь подкосит: штатник  и  итальяшка  в
одном лице, с приступом геморроя и свалившийся с горшка.
     Американец не согласился, что это пицца. Официантка заменила черствую
на горячую. От этих  издевательств  американец  завопил  по-итальянски  и,
кавалерийски потрясая пиццей, заскакал  забинтованным  коленом  вперед  на
кухню. Бороться, значит, за качество питания.
     Что за бескультурье, удивляется пекарь, а еще иностранец! Тут вам  не
там! Живо сдерет милиция валютный штраф и - коленом под зад обратно:  дома
в Америке гангстера изображай! не такие едали! Наглый халдей,  все  кругом
прикормлены.
     Американец  взрывается  английским  матом,  доступным  пекарю  и   по
видеопорникам. Пекарь парирует, что он его фак и клиент может кисс  его  в
эсс.  Американец  надевает  ему  пиццу  на  рыло,  бьет  посуду,  получает
слева-справа по уху, к  обеим  сторонам  набегает  подмога  -  итальянский
темперамент плюс  американская  раскованность  внакладку  на  национальную
гордость великороссов дают потрясающие результаты! Любо-дорого  поглядеть,
какой погром! Еле всех растащили.
     Американец баюкает руку, обожженную кипящим  маслом.  Янки  дудль.  В
гостиницу приезжает та же скорая, что три часа назад ему  ногу  вправляла.
Подмигивают старому другу и врачуют ожог.
     Цезарь  после  такой  кампании  отступил  бы.  Но   Цезарь   не   был
американцем.
     Бригада  по  возвращении  на  станцию  устраивает  пресс-конференцию.
Третий вызов! ну не климат ему здесь.
     Так вечером попозже он решил пропустить рюмочку, успокоить нервы.  Он
пропустил рюмочку, и две рюмочки, и  четыре  рюмочки,  и  вышел  чуть-чуть
прогуляться перед сном, вдохнуть прохлады и полюбоваться зрелищем  ночного
Ленинграда.
     Зрелище  было  хоть  куда.  У  него  поинтересовались,  который  час,
попросили закурить, вслед за чем на сносном английском предложили  выгодно
продать доллары. Вместо шестидесяти официальных копеек - по четыре  рубля.
Такая подвалила финансовая удача, и он продал стольник.
     Это компенсировало несчастья прошедшего дня. Микрокалькулятор показал
прибыл от операции в шестьсот шестьдесят шесть  долларов  шестьдесят  семь
центов, а это даже для небедного  американца  славный  заработок  за  день
отдыха. И  он  придумал  отпраздновать  находку  покупкой  самого  лучшего
коньяка в ближайшем открытом гастрономе. И у кассы обнаружил, что с  верху
пачки десятка, и с низу - десятка, а между ними -  аккуратно  настриженная
бумага. Куклу ему задвинули. Один, в темноте, выпивший: лох.
     Это на него произвело  такое  сильное  впечатление,  что  по  пути  в
гостиницу его хватил инсульт. Лег он на тротуар и стал тихо помыкивать.
     Лежит? Мычит? Пахнет? Пьяный! Мало у нас близ винных  вечером  народу
лежит: кто мычит, кто нет. Переступали. Потом луноход приехал.
     Подняли его загружать, а там лоб разбит и рука  забинтована.  Милиция
вызывает скорую - не  хочет  ответственности:  обвинят  в  избиении,  были
прецеденты.
     Прикатывает скорая: битый алкаш. Кидают на носилки, пихают в  машину,
и - в 25-е Октября. Эта больница вечно по пьяной травме дежурит.
     В приемной скатили его на кафельный пол и отбыли.
     Поскучал он  полночи  на  полу  среди  алкашей,  в  порядке  очереди.
Хлопнули на топчан, стали раздевать - и обнаружили паспорт. Он лежал не  в
нагрудном внутреннем кармане, как у людей  принято,  а  как  бы  потайном,
изнутри полы. От воров прятал. Скорая и не нашла.
     Больница имени 25-го Октября для иностранцев не предназначена. Туда и
своим лучше не попадать. Дежурный  врач  звонит  в  диспетчерскую  скорой.
Оттуда - в интуру, оттуда - в гостиницу.  А  там  уже  группа  колготится,
экспедицию на поиски организует и чуть ли не в ООН обращаться собирается.
     И  толпа  интуристов  вламывается  в  приемное.  Ознакомились  они  с
контингентом, глянули на перегоревшие лампочки меж облезлых стен,  нюхнули
запашку и пришли в тихий ужас. Застонали, завопили, одни камерами щелкают,
другие консулу звонят: такие условия!.. Дежурный врач хватается за сердце:
нельзя  иностранцев,  нельзя  снимать,  провокация  западной   пропаганды!
Узнают, затаскают,  выгонят!  И  узнали,  и  выгнали,  поскольку  телефоны
посольства на  прослушке,  стукач  при  группе:  прибыло  ГБ  в  штатском,
оттеснило иностранцев, засветили им  пленки;  одновременно  прибыл  третий
секретарь    американского    посольства,    готовый    защищать     жизнь
соотечественника всей мощью державы; просочилось все на "Голос Америки", и
слава больницы 25-го Октября достигла всемирных масштабов.
     Уволили за недосмотр и переводчика (третьего, последнего). И  стукача
уволили. Скорая, к счастью, отделалась выговорами. А америкашку  перевезли
в больницу Куйбышева и положили в отдельную палату, где он через  два  дня
благополучно и помер.
     Так сообщать приятную новость жене с дочерью врачи выпихнули опять же
переводчика, уже четвертого по счету,  приставленного  лично  к  больному.
Однако когда переводчик утешил, что все хлопоты и расходы по доставке тела
на родину советская сторона, верная законам гостеприимства, берет на себя,
убитая горем семья обнялась и просияла. Таковы их нравы.
     Вот  после  этой  самой  истории  КГБ  и  потрясло  Интурист,  что  в
результате кончилось снятием и посадкой за миллионные хищения  бессменного
директора  Ленинтуры  Ванюшина  и  воцарением   в   его   кресле   верного
номенклатурщика Сорокина. И Интурист в Питере  стал  называться  не  "Дети
Ванюшина", а "Сорочинская ярмарка".

Ну, я знаю, что в палатке вместо водки могут чего угодно подсунуть, но чтоб такое... 
принес домой, открыл - оттуда старик Хоттабыч! Говорит: "Злой колдун Абль-Фабль-гад 
обманом заточил меня в бутылку!" Я говорю: "А выпить он не заточил?" Хоттабыч говорит: 
"Сейчас сделаем!" Вырвал из бороды волосок, сказал: "Трахти-бидохти-ох!", бац - и на 
столе кувшин!
Я говорю: "Наливай". Он налил, я выпил - это кумыс. Говорю: "Ты что, басурман, меня 
отравить хочешь?!" Он говорит: "О, повелитель, этот целебный напиток пил сам султан 
Алям-Салям-бей!"
Я говорю: "Вот он и помер!" Хоттабыч говорит: "Так это три тысячи лет назад было!" 
Я говорю: "Это уже детали! Давай, - говорю, - бутылку "Столичной" завода "Кристалл"". 
Только он хотел волосок выдернуть, я говорю: "И лучше ящик, чтоб тебя два раза не гонять!"
Ну, дернул он волосок, побухтел - и ящик на стол бац! Выпили мы с Хоттабычем по стакану, 
глазки у него заблестели. Я говорю: "Надо теперь тебе документы и одежду, а то с твоей 
внешностью тебя в КПЗ посадят, а это хуже, чем в бутылке!"
Ну, старик дернул-вякнул и, гляжу, сидит уже в майке, джинсах, на ногах кроссовки. 
Все, как у меня, только вид, будто из сумасшедшего дома.
"Ладно", - думаю, дал ему паспорт жены для образца, объяснил, что исправить, он 
дернул-вякнул - и в руке у него паспорт: на фотографии он в майке, а фамилия - 
Прохорова Елена Васильна.
И тут зашевелилась у меня в башке мысль. Достал я десятидолларовую бумажку. 
"Ну-ка, - говорю, - рви!" Он взял и порвал ее. Я говорю: "Ты что - офонарел?! 
Волос надо было рвать! Теперь восстанавливай и сделай мне тысячу таких бумажек!"
Ну, пьяный Хоттабыч долго бороду найти не мог, все рука у него слева-справа... 
Я сам ему клок выдрал! "Бухти!" - говорю. А он, старый пень, стал про молодость 
рассказывать, как он там в Древнем Востоке в песочек играл!
Я говорю: "Знал бы - я б тебе не наливал!" А он башкой качает, говорит: "Толик ибн... 
Алеша, хочешь - я тебе тысячу и одну сказку расскажу?"
Я говорю: "Батя, слушай меня: вот клок твой! Ты помнишь эту свою белиберду?" 
Он говорит: "Толик ибн... я все помню, давай еще выпьем и пойдем Аблю-Фаблю-гаду 
морду бить! Он меня в бутылку заточил!"
"Так, - думаю, - надо старика спасать. Мудрец, а с одного стакана забурел!" 
"Вот что, - говорю, - ты ложись спать, я тебе на полу постелю, чтоб удобно падать, 
а я сам чего-нибудь ляпну!"
Уложил Хоттабыча, вспоминать начал: "Трухти... трахти-бидохти-ох, появись тысяча 
таких бумажек!"
Откуда-то с потолка пачка мне по балде как шибанет! И рассыпалась по полу, как ковер. 
"Теперь, - думаю, - надо машину! Трахти-бидохти-ох!.."
"Мерседес" шестисотый как по балкону шарахнет! И вместе с ним вниз с десятого этажа. 
Хорошо, внизу никого не было, кроме соседей. Автомобиль вдребезги, а они только в 
затылках чешут, спорят: что это было - метеорит или летающая тарелка?
Ну, я из бороды еще надергал - осколки убрал, балкон восстановил. Вдруг в дверь 
стучат - я перепугался, стал доллары собирать, а у купюр-то у всех номер и серия 
одинаковые! "Ой, - думаю, - если милиция - посадят за фальшивомонетничество!" Кинулся 
к Хоттабычу спящему, а у него подбородок уже голый, как коленка. Это я ему все 
повыдергивал, оказывается. Стал я его лицо обшаривать, а в дверь колотят, руки у 
меня дрожат, Хоттабыч от щекотки смеется. Наконец нашел я один волосок, выдернул: 
"Трахти-бидохти-ох! Чтоб все пропало, а Хоттабыч - в бутылку!"
Открыл дверь - входит жена. "Ты, - говорит, - чего на собачку закрылся? Опять 
пьешь?!" Я говорю: "С чего ты взяла?! Вот бутылка еще не откубрена стоит! И вообще, 
если хочешь, я ее могу выбросить!"
Взял бутылку, прошел гордо к мусоропроводу и - туда ее! Вернулся, думаю: "Жалко, 
конечно, Хоттабыча, но кому он нужен - без бороды?!"

Иванов, иди к доске. Что значит - не хочу? А ты думаешь, я хочу? Была б моя воля, 
я от тебя в дpугой гоpод уехал! 
Hу ладно, отвечай: как называются гоpы в Севеpной Амеpике? 
Hе облакачивайся на меня, когда с учителем pазговаpиваешь! Как называются гоpы 
в Севеpной Амеpике? 
Hе нужны мне твои билеты на Тоганку. Я знаю, что от чистого сеpдца. Отвечай: 
как называются Коpдильеpы? Тьфу, чеpт!.. Как называются гоpы в Севеpной Амеpике? 
Вот тебе Петpов подсказывает. Давай гpомче, Петpов. Анчоусы? Hет, это ты с чем-то 
спутал. Вот нам сейчас Веpа Воpонцова скажет. 
Воpонцова! О чем вы там шепчетесь с Голиковым? Что ж ты в слух-то?! Hу и что, что 
я спpашиваю, об этом молчать надо. Когда я учился, мы об этом молчали. Так кpепко, 
что та, котоpую я любил, до сих поp об этом не знает. А это моя жена. 
Да, а о чем я вас спpашивал? Кто помнит, о чем я спpашивал? Симаков, ты помнишь? 
Пpи чем здесь "Печоpин убил Онегина"? У нас же геогpафия. Вот тибе и "а"! И потом, 
не Печоpин убил Онегина, а наобоpот. Кажется... Вот пpошло всего двадцать лет, а я 
уже не помню, кто кого убил и за что. Впpочем, в детстве я больше геогpафией 
увлекался - жил в коммуналке, поэтому очень хотелось увидеть дpугие наpоды! 
А где Иванов?! он же только что здесь стоял?! Как - вышел?! А потеpпеть никак? 
Уж, замуж, невтеpпеж? Пpавильно, вот сейчас пpавильно подсказываешь, Петpов. Hо у 
нас не pусский, у нас сейчас Коpдильеpы! 
Я, Петpов, тоже этих гоp никогда не видел, но я знаю, где они находятся! Сказать тебе? 
Это я - учитель, а ты - ученик. А не наобоpот. Еще неизвестно, кем ты станешь, когда 
выpастешь! Только не учителем? Запомни, Петpов, в миpе две самые гуманные пpофессии: 
учитель и вpач! Hу пpи чем здесь сколько я заpабатываю?! Все, хватит отвлекаться! 
Голиков! Голиков, вытpи со щеки помаду, иди к доске и говоpи, где находятся Коpдильеpы. 
А ты где находишься?! Ты на уpоке, между пpочим, находишься, в школе! Я знаю, кто 
твой папа! Ты скажи лучше, где находится Коpдильеpы? 
Hе знаешь? Значит, беpем неизвестное "X", пpибавляем к нему папину должность, вычитаем 
мои неpвы и ставим... Симакову "кол"! 
Где жуpнал?! Я последний pаз спpашиваю: где жуp-нал?! Что вы мне "Кpокодил" суете, я 
классный жуpнал спpашиваю! Hет, мое теpпение не выдеpжит! Гpановский, вы куда? Hу и 
что, я тоже хочу покуpить. 
А о чем я говоpил? Внимание! Кто скажет, о чем я говоpил, ставлю "пять". Так, молодцы. 
Где жуpнал? Уже пеpедо мной. 
Значит, так: Акишкин здесь? Здесь. "Пять". Антонов здесь? Hету. "Пять". Боpискин 
здесь? А где?! Hе может быть! Ведь он такой дисциплиpованный мальчик. Дети, вот что 
значит не знать геогpафии! 
Дети, вы слышите меня? Учите геогpафию. Чтобы знать, где Юг, а где Севеp. Чтобы не 
пеpепутать Коpдильеpы со Сpеднеpусской возвышенностью. Вы слышите? Дети?! 
Что? Звонок? Да-да, я слышу. Отдыхайте. И не куpите в коpидоpе, дым тянет в 
чительскую, а там и так дышать нечем!

     Мне в отделе кадров говорят: «Ваш отдел перенасыщен людьми, надо хотя бы 
одного человека сократить». А кого мне сокращать? Кулакова? Нет, извольте... 
Давайте разберемся! В других отделах кто прыгает, кросс бежит, гранату кидает, 
плавает на приз газеты «Идем ко дну!»? Три-четыре участника группы «Здоровье» 
да шесть-семь женщин, которых из-за габаритов и склочного характера на финиш без 
очереди пропускают. А у нас? Вы этого Кулакова когда-нибудь видели? Зайдите 
как-нибудь, взгляните! Пиджак 68-го размера, голова 74-го. От туфель следы на 
снегу, как от чемодана, остаются. Нормы ГТО любому за десятку сдает. У нас 
благодаря ему весь отдел с золотыми значками «Готов к труду и обороне» ходит. 
Зачем мне его увольнять?
     Филиппова уволить тоже глупо. Он стенгазеты к любому празднику по 27 метров 
длиной выпускает. Шутка ли? Первомайскую газету досрочно вывесил, к 1 апреля!
     За Горяева мы в прошлом году в соревновании шестьдесят пять очков получили. 
Он с новым начинанием выступил: «Регулярно приходить на работу! Несколько 
раз в день!»
     Коноплянский ежегодно за весь отдел на донорских пунктах отдувается. Редчайшая 
кровь оказалась. Тамбовского разлива. Мы его так и зовем: донор-рецидивист!
     В прошлом году хотел Кокурина уволить. А он взял и учудил. Стал победителем 
во всесоюзной рыбалке по подводному лову. Шутка ли? Изобрел новый бур, с помощью 
которого в отведенное время набурил лунок в десять раз больше, чем остальные.
     Симкина я ни за что уволить никому не позволю. Он экстрасенс. Зимой, когда 
отопление отключают, нам свое тепло передает...
     Машенька в хоре поет. Линькин макраме занимается. С утра до вечера вяжет. 
Любовь Евгеньевна - каратистка. Так что ее уволить вообще ни у кого рука не 
поднимется. Я ее теперь на подведение итогов по соцсоревнованию всегда посылаю. 
Она там очень удачно у начальства очки выбивает.
     У Крымова отец - главный пожарник района. Уволишь, запретит чайник в отделе 
держать. Руднева по звонку свыше приняли, значит, по звонку свыше только и уволить 
можно... Недаром его все так и зовут: «Наше позвоночное».
     Полежаев к любому празднику за 25 минут 500 шариков надуть может. 
Незаменимый человек!
     Хромов единственное в стране общество возглавляет - «Общество озеленения 
Красного Креста». Пока он в этом обществе один. Председатель!
     А у Дронова дочка в один детский сад ходит с внучкой секретарши заместителя 
нашего министра. Четыре годика девочке, а уже для нашего отдела три новых ставки 
выбила. Не могу же я неблагодарным по отношению к ней быть и папу ее уволить...
     Словом, где ни копни, куда ни сунься, а всюду есть объективные причины, 
почему никого увольнять мне нельзя...
     Даже Максим Максимыча и то не сократишь. Конечно, он с утра до вечера только 
и знает, что пишет, чертит, считает. Ничего больше, сачок, не делает. Но зато на 
нем одном весь план нашего отдела держится. Так что увольнять мне некого. А если 
хорошенько разобраться, то и не обязательно. Что я, первый раз подобное указание 
сверху получаю? Да если б я всех директив начальства слушался и за эти 25 лет 
сокращал согласно их предписаниям, у меня бы сейчас в отделе работало минус 19 
человек. А у меня их как было 12, так и теперь - 28.
     И все незаменимы! И каждый на своем месте!!! И все вместе дружно завтрашний 
юбилей встречаем - двадцатипятилетне со дня начала на нашем предприятии сокращения 
штатов! Поэтому лучше я к этому юбилею, как всегда, начальству аргументированную 
записку подам, почему никого сокращать нельзя! А всем остальным к этому празднику 
почетные грамоты выпишу. Кроме себя, конечно. Самому себе неудобно почетную грамоту 
выписывать. Поэтому сам, как и все начальство, обойдусь премией. И ценным подарком!!!

  Ой, народу-то! Народу! И все в комиссионный! Во барахла у людей накопилось! 
Ну ладно... Чего шумите? Всего на сорок минут на работу опоздала! Как, как? У 
такси дверцы примерзли! Вылезти не могла.
     Ой, Зинулька, привет! Поди, чего на ухо скажу. У нас нового директора назначили. 
Злющая! Седьмой раз не замужем. Поэтому ты, золотце мое, встань пока в очередь. 
А я быстренько всех отсюда спроважу и у тебя все, что ты принесла, приму. 
Ну прям-таки, долго... Как шарики от пинг-понга у меня все полетят. Вот увидишь!
     Кто первый? Вы, гражданочка? Что у вас? О-о, нет! Польта мы временно не 
принимаем. Как почему? Не сезон! Лето на дворе. И не надо на меня голос повышать. 
Был бы купальник, приняли! Проходите! Следующий! Что у вас, мамаша? Купальник?! 
Не-е, мамаша, купальники временно не берем. Как почему? Не сезон! Вы что, сами 
не видите - третью неделю дождь идет! Что они в вашем купальнике - под дождем 
мыться будут? И не надо, не надо на меня кричать! Был бы зонт - приняли! 
Проходите... Следующий!
     Что у тебя, отец? Зонт?! Не, даже не раскрывай - зонты вообще не берем! 
Не сезон! Не понял? Хорошо, объясню... Слушай внимательно. Ты его почему сдаешь? 
Потому что он тебе не нужен! Так? Так! А если он тебе не нужен, почему он должен 
быть нужен кому-нибудь другому? Вот вам зонт нужен? Нет? А вам? А тебе, Зинка, 
зонт нужен? Вот видишь, отец, никому твой зонт не нужен! Даже Зинке. 
А значит - не сезон! Понял? Вот и молодец! Следующий! Ба! Вы зачем мне детскую 
коляску привезли? Для них сейчас не сезон! Как почему? Июль на дворе! Сами, что 
ли, не понимаете? По гороскопу - знак Рака. А под знаком Рака одни районные врачи 
родятся! Вы хотите, чтобы ваш ребенок стал районным врачом? Нет? Нет! Вот и 
другие не хотят! Так что проезжайте! Следующий! Ба! Это еще что такое? Зачем 
мне рога?! Для рогов сейчас не сезон. Я вижу, что хорошие, ветвистые. Понимаю, 
от развода остались. Все равно не сезон! Если мы во время отпусков у всех рога 
принимать станем, нам специализированный магазин открывать придется. С фирменными 
филиалами. В Крыму и на Кавказе! Следующий!
     Так, дедуль, это от тебя нафталином пахнет? Нет? А от кого? От макинтоша 
твоего? Ну давай, показывай свой макинтош...
     Ой, Верунчик, привет! Поди, на ухо скажу. Ты ко мне в перерыве загляни, а 
то у нас гайки закрутили. Старого директора сняли! Строгий выговор ему влепили! 
И куда-то в другое место перевели. Не знаю куда. Как всегда в таких случаях, 
куда-то с повышением!
     Так, ну что, дедуль? Это и есть твой макинтош? Дедуль, только честно, скажи: 
ты в нем еще в японскую воевал? Нет? А когда? В русско-турецкую? А шаровар у тебя, 
дедуль, от татаро-монгольского ига не осталось? Остались! А ты читал, золотце мое, 
что в нашем объявлении написано? На комиссию принимаются вещи, в которых... Ну, 
давай вместе произнесем... Не более сорока процентов потрепанности! А у тебя? 
Нет, у тебя я и так вижу, что больше! А у макинтоша твоего? Где правый рукав? 
Моль съела? Надо было в полиэтиленовом пакете хранить. Хранил? Ну и что? Она 
его вместе с пакетом съела? Ну ты, дед, просто юный мичуринец - какую моль 
вырастил! Следующий!
     Ну а ты, бабуля, чем порадуешь? Случайно, не набедренной повязкой?
     Александр Семенович, здравствуйте! Разрешите вам кое-что на ухо сказать! 
Я сейчас вас принять не могу, вы ко мне все вечером домой завезите! Здесь 
никаких дел теперь вести не будем. А за мужа моего вам особое спасибо. Его 
в загранкомандировку благодаря вам... Я, правда, надеялась, что лет на пять, 
но на два тоже ничего...
     Ну чего, бабуль, над душой висишь? Что у тебя еще? Джинсы?! Чьи? Твои?! 
А фирмы, фирмы какой? «Деникин»? Нет такой фирмы, бабусь! А ну, покажи! Эх, 
бабуся-бабуся! Не «Деникин» фирма называется, а «Вранглер»! Нет, не могу я 
это, к сожалению, золотце мое, у тебя принять! И все остальное тоже не могу. 
Почему? Потому что ничего этого в нашей продаже никогда не было! Ну и что же, 
что все ходят? У нас все в том ходят, чего никогда в продаже не было. Следующий!
     Ну вот, Зинулька, и до тебя добрались. Видишь, как быстро, умеючи-то! Ну давай, 
показывай, что там у тебя? Ну, отличное пальто, Зинуль, осеннее, кожаное. Купальник 
тоже чудный! Зонт тоже давай! Товарищи! Товарищи! Ко мне очередь не занимайте! 
Я до обеда занята буду. Все приходите после обеда. Все давай, Зинуль, все! Да что 
ты, у нас все продастся! Какой не сезон? У нас три вокзала рядом. А у приезжих 
всегда и на все сезон!

     Инспекция в сумасшедшем доме выглядит совсем  не  так  помпезно,  как
некоторые представляют. Просто звонят в занюханный районный  психдиспансер
где-то  в  глубине  области  и  сообщают:  у  вас  будет  инспекция,  всем
присутствовать на месте. А дурдому для полноты счастья  вечно  не  хватает
только инспекции.
     Ну  что  -  приезжает  инспектор.  Из  новых.   Представляется.   Его
сопровождают к главврачу и начинают развлекать разговорами и жаловаться на
трудности и нехватку всего. А он отчеты просматривает  мельком  и  норовит
поскорее  перейти  к  обходу.   Направляется   в   пищеблок,   интересуясь
стандартно: "Как у вас с питанием?"  С  питанием  так  себе.  Он  лезет  в
кастрюли, проверяет  котловую  закладку  и  дотошно  проводит  контрольное
взвешивание. И начинает припахивать скандалом, потому что везде,  конечно,
воруют. Инспектор слушает объяснения,  кивает,  соглашается,  но  бездушно
требует накладные на  получение  продуктов.  Дотошно  сравнивает  цифры  с
наличными запасами - ничего, конечно, не сходится: масло не сходится, мясо
не сходится и прочие яйца и ценные овощи-фрукты. Теперь составляем  акт  о
недостаче. Возникают слезы и просьбы.
     А инспектор, карающий меч закона о здравоохранении,  лезет  дальше  и
глубже, сестру-хозяйку трясет: где новое постельное белье? халаты  первого
срока?  полотенца?  Сестра-хозяйка  мелко  жмется,  мекает   и   бумажками
шелестит: нового не  хватает,  старое  списано,  но  наличествует,  рваные
пополам простыни по ведомостям фигурируют за целые две, стиральные порошок
сплыл неведомо куда - переживает сестра-хозяйка, песни о тяжкой доле поет.
А несгибаемый инспектор намерен рисовать акт второй.
     А за инспектором фельдшер ходит, старый змей, всему  облздраву  давно
известный. И что тот пропустит, этот  подсказывает,  подзуживает:  а  вот,
мол, еще на такой моментик мы должны внимание обратить!..
     Начальство клянет вороватых и прожорливых  психов.  Срочно  строит  с
въедливым инспектором личные отношения, прибегает к  обычному  испытанному
варианту: время, значит, уже обеденное, не угодно ли перекусить. Садятся с
ними в казенную машину и везут в  наиприличный  ресторан,  заказывают  все
лучшее. Причем старый змей фельдшер жрет за  двоих  и  пьет  за  четверых,
норовя исключительно самый дорогой коньяк. На халяву-то.
     Но после обеда зараза-инспектор со свежими силами продолжает лезть во
все дыры. А почему у хроников  плохо  пахнет?  А  чему  ж  там  пахнуть  -
розам?.. А почему вот этому делали сульфидин, а в истории не указано?  Как
- не делали, а желваки на заднице отчего, от усиленного жевания по системе
йогов? не надо, любезный, не надо мне врать! А теперь, командует,  выйдите
за дверь, я один с больным побеседую, жалобы  послушаю.  И  все,  сволочь,
записывает себе в журнал. А псих - он летопись бед надиктует!
     Видя такую  напасть,  начальство  отзывает  в  сторонку  потеплевшего
фельдшера. Слушай, говорят по-тихому,  ну  твой  -  зверь!  Он  что  -  не
понимает, или мир хочет  перевернуть?  Можно  как-то  решить  все  вопросы
по-человечески, нормально договориться? Облздраву, пойми, скандал тоже  ни
к чему. Естественно, мы останемся благодарны.
     Фельдшер держится спокойно, солидно. Да, говорит, человек тяжелый. Но
работать с ним можно. Я-то, как старый сотрудник, вас,  конечно,  понимаю.
Если настаиваете - готов попробовать  повлиять.  Авось  удастся...  но  не
знаю...
     Удаляется с инспектором в кабинет. Через полчаса выходит, утирая пот.
Только для вас, говорит, рискую работой и, можно сказать, всем.  В  общем,
между нами, четыре сотни, ну и, презентик там... и я это  дело  по  старой
дружбе улажу...
     Крякают, но какие разговоры. Тут  же  сбор  средств,  быстроногого  в
магазин, вручают конвертик и сверток с парой коньяка.
     И  это  действует.  Инспектор  ликвидирует  свои  записки,  и   после
рукопожатий и взаимных уверений и добрых напутствий садится с фельдшером в
свой москвич с красным крестиком на лобовом стекле, и отбывает восвояси.
     Неплохо отделались. Кому нужно это ЧП, эта  куча  актов  и  грязь  из
дому? Ведь псих - он что? он существо безответное. Легкие - они у  кого-то
огород копают, кому-то мебель таскают.  Тяжелые  -  их  кухня  обкрадывает
вообще беспредельно. Сестрички понемногу наркотики прут, шофер  втридорога
водочку возит.  Везде  при  желании  можно  откопать  недостатки,  и  даже
медицинские ошибки, и завалиться всем дружным коллективом под монастырь. И
тем ухудшить показатели по области.
     Этот инспектор свою службу понял туго, потому  что  в  короткий  срок
обзавелся дорогим костюмом и плащом,  купил  однокомнатный  кооператив  и,
повысив таксу  за  свою  сговорчивость,  сократил  одновременно  процедуру
досмотра. Хорошо жил.
     Только однажды при такой инспекции больной ему говорит:
     - А,  Витька,  здорово!  Отлично  выглядишь!  Что,  опять  залетел  -
обострение?
     Инспектор говорит: позвольте... Врачи, естественно, насторожились,  а
больной щебечет: "Так это ж Витька, мы с ним вместе на Пряжке лежали!"
     Все смотрят на инспектора, и, хотя  извиняются,  но  просят  показать
документы. Инспектор возмущается и  норовит  смыться.  Его  задерживают  и
вызывают милицию.
     Это    было    такое    позорище,    что    областная     конференция
психоневропатологов держалась за головы и лежала вповалку.
     Бывший псих, больной, придумал способ, как жить. У него  был  зуб  на
врачей, так он решил -  я  вам  устрою,  ну  держись!  И  стал  ездить  по
диспансерам как инспектор.  Машину  он  одалживал  у  знакомого,  налеплял
крестик и звонил по справочнику: к вам едет инспекция. Быт  диспансера  он
знал,  а  вдобавок  сошелся  через  приятелей-психов  с  этим  фельдшером,
которого недавно выгнали с работы за вечное пьянство. Но  мало  кому  было
известно, что его выгнали. Псих-инспектор сгоношил фельдшера, пообещав  за
сеанс  хороший  обед,  много  выпивки  и  еще  четвертной  денег,  и   тот
согласился.
     И никому в голову не пришло - звонок  из  Облздрава,  проверяющий,  и
главное  -  при  нем  этот  фельдшер,  который  всем  сто  лет  в  системе
примелькался - не то что позвонить в Облздрав  и  перепроверить,  но  даже
спросить какой-то документ кроме бланка командировки  с  печатью,  которых
фельдшер через кого-то из старых друзей спер пачку впрок!
     Дела заводить не стали,  потому  что  заикаться  о  факте  взяток  за
сокрытие недостатков было всем причастным сторонам не  интересно.  Кстати,
вполне толковые у этого психа  были  замечания.  Обед  и  коньяк  -  вы  ж
понимаете; как же вы даже не посмотрели, кого вы принимаете?!
     Так что фельдшер отделался легким испугом, а  психа  законопатили  на
пару месяцев полечиться, чтобы он не воображал себя инспектором.
     Но купленная за это время квартира осталась ему.

В прошлую субботу Николай Петрович встретил своего приятеля Сергея Ивановича. 
Они, как известно, живут в одном доме, но с работы возвращаются с разницей в 15 
минут и поэтому видятся в год раз пять-шесть, изредка - семь.
Сергей Иванович стоял на улице у столба и читал какое-то объявление.
- Ты что - меняться надумал? - строго спросил Николай Петрович.
- Ну что ты! - смутился Сергей Иванович. - Просто вот... собаку хочу купить.
- Собаки бывают разные, - глубокомысленно поведал Николай Петрович. - Бывают, 
которые для охоты, а бывают - кусаются.
- Ну, ты меня знаешь, - сказал Сергей Иванович, - я этого не потерплю! Чуть что, 
сразу: "К ноге! На место!"
- Ты так командуешь, - сказал Николай Петрович, - что тебя ни одна собака не послушает. 
Ты командуешь ну... ну.... извини, конечно, ну... как все равно взаймы просишь! Ты 
командуй уверенно: "На мес-то!" Чтоб она тебя уважала. Ну-ка, попробуй.
- Да как-то неудобно, так вот ни с того ни с сего, - сказал Сергей Иванович.
- А когда будет с того с сего - ты не сумеешь, - убежденно произнес Николай Петрович. 
- Ну-ка, давай, давай смелее!
- Ко мне! - крикнул Сергей Иванович.
- Не, не пойдет, - уверенно определил Николай Петрович. - В твоем голосе не чувствуется 
уверенности в своем праве на команду.
- Как это не чувствуется? - обиделся Сергей Иванович. - Вот, слушай внимательно, я еще 
раз: "Ко мне! Ко мне!"
- Знаешь что, - сказал, подумав, Николай Петрович. - Ты только не обижайся, но я скажу
 правду.
- Говори, - разрешил Сергей Иванович.
- Эта собака тебя не любит, - сказал Николай Петрович.
- Почему?! - опешил Сергей Иванович.
- Потому что собака - друг человека, а ты: "Ко мне, ко мне!" - передразнил Николай 
Петрович. - Ни ласки, ни теплоты в голосе - одно желание покомандовать, власть свою 
показать. Ты уж извини, что я вот так правду в глаза...
- Может быть, сахару ей дать? - предложил Сергей Иванович.
- Чтобы зубы у нее болели? Вот поэтому я и говорю: не лю-бит! - сокрушенно вздохнул 
Николай Петрович. - Они, животные, ведь все-е чувствуют.
- Ты вместо того, чтоб лекции-то мне читать, показал бы лучше, - резонно сказал Сергей 
Иванович. - А то: не умеешь! Чувствуют! Ты вот сам покажи.
- Ну что ж, - сказал Николай Петрович, - это верно: лучше один раз услышать, чем сто 
раз услы... уви... Короче, смотри и слушай!
Он сделал шаг назад, подтянул рукава на рубашке и зычно выкрикнул:
- Д-джек, ко-о... мне!
После этого тишина на улице показалась Сергею Ивановичу как-то еще тише. Но потом 
вдруг в окне соседнего дома появилась женщина и быстро, рассерженно заговорила:
- Опять вы со своими собаками под окнами гуляете, опять вы шумите, опять вы людям 
отдохнуть не даете!
В довершение ко всему рядом с Сергеем Ивановичем и Николаем Петровичем остановился 
участковый милиционер и назидательно проговорил:
- Выгул собак производится в специально отведенных местах.
- Да она у нас... маленькая... малюсенькая такая, - показал Николай Петрович ладонью 
у земли и огляделся по сторонам.
Участковый тоже огляделся, никого не увидел и констатировал:
- Убежала. - И укоризненно добавил: - Если уж завели собаку, то смотреть надо за 
ней лучше - это вам не игрушка!
Он вежливо козырнул и ушел. Николай Петрович и Сергей Иванович молча проводили его 
взглядами, молча пожали на прощание друг другу руки и разошлись до следующей встречи...

     Если медик циничен в силу профессии, то первокурсник - еще и  в  силу
возраста. Шик  первокурсника  не  просто  позавтракать  в  анатомичке,  но
желательно  облокотившись  на  выпотрошенный  труп.  Так   устанавливаются
нормальные рабочие отношения с бренной людской плотью. А уж  санитарить  в
морге - законная студенческая халтура. Своя бравада в каждом деле.
     Правила высшего уже тона,  аристократического,  рекомендуют  студенту
иметь дома череп. Не муляж, а настоящий;  атрибут  священного  и  древнего
ремесла медицины. Как наглядное пособие  он  полезен,  чтобы  учить  кости
черепа, коих числом - непосвященные и не подозревают - сто двадцать  семь.
Одновременно он является  изысканным  украшением  интерьера  и  хорош  как
подсвечник,  пепельница,  пресс-папье  и  чаша  для  вина  на  пьянках   с
обольщением девочек. Вещь в хозяйстве ценная.
     Он и денег стоит ощутимых. Студент и деньги - вещи совместимые  редко
и ненадолго. И наш студент решил  обзавестись  сим  необходимым  предметом
просто и бесплатно.
     Наш студент подрабатывал в анатомическом театре. Анатомический  театр
отличается от просто театра тем, что умершие от скуки во втором развлекают
посетителей в первом. В чане с формалином, где плавали  годами  препараты,
наш студент облюбовал подходящую бесхозную голову и в  удобный  момент  ее
выудил.
     Он аккуратно упаковал голову в полиэтиленовый пакет, обернул газетами
и уложил в мешочек. И втихаря вынес.
     Через город в час пик путешествие с  головой  доставило  своеобразные
ощущения. В  трамвае  просили:  да  поднимите  вы  свою  сетку,  на  улице
интересовались: молодой человек, не скажете, где вы купили капусту; и тому
подобное.
     Он снимал комнату в  коммуналке,  в  общаге  места  не  досталось.  И
дождавшись вечером попозже, когда соседи перестали  в  кухне  шастать,  он
приступил к процессу. Налил в кастрюлю  воды,  сыпанул  щедро  соли,  чтоб
ткани лучше отслаивались, погрузил полуфабрикат и поставил  на  плиту,  на
свою горелку. Довел до кипения, сдвинул крышку (можно списывать  рецепт  в
книгу о вкусной и здоровой пище), полюбовался, и удалился к себе.
     Лег на диван и стал читать анатомию, готовиться к зачету.  С  большим
удовольствием повторяет по атласу кости черепа.
     Тем временем выползает по ночным  делам  соседка  со  слабым  мочевым
пузырем. Соседка - она любопытна по своей коммунальной сущности.  Особенно
неугомонна она до студента. А кого он к себе водит? А с  кем  он  спит?  А
сколько у него денег? А что он покупает? А чего это  он  вдруг  варит,  на
ночь глядя, да в такой большой кастрюле? он  отродясь,  голодранец,  кроме
чайника ничего не кипятил, по столовкам шамает.
     Оглядывается она, приподнимает крышку и сует нос в кастрюлю.  И  тихо
валится меж плитой и столом. Обморок. Нюхнула супчику. Неожиданное меню.
     Там и сосед вылезает, попить хочет, перебрал днем. Видит  он  лежащую
соседку, видит кипящую кастрюлю, парок странноватый разносится. Что такое?
Окликает соседку, смотрит в кастрюлю... А на него оттуда смотрит человечья
голова.
     Дергается он с диким воплем, смахивает кастрюлю, шпарится кипятком да
по ленинским местам, орет непереносимо,  а  кастрюля  гремит  по  полу,  и
голова недоваренная катится.
     На этот истошный крик хлопают все двери - выскакивают соседи.  И  что
они видят:
     Сосед  выпученный  скачет,  как  недорезанный  петух,  и  вопит,  как
Страшный Суд. Соседка лежит промеж плитой и столом кверху задом, так,  что
на обозрении только ноги и немалый зад, а верха  тела  за  ним  не  видно,
заслонено. А на полу в луже валяется обезображенная, страшная голова.
     И все в ужасе понимают так, что это соседкина голова.
     И  тут  в  пространстве  гудит   удар   погребального   колокола,   и
потусторонний голос возвещает:
     - Это моя голова!..
     Тут уже у другой  соседки  случилось  непроизвольное  мочеиспускание.
Прочие посинели и воздух хватают.
     А это студент, сладко усыпленный анатомией, вздрыгнулся от  кухонного
шума, в панике чуя сердцем  неладное  тоже  вылетел,  в  темноте  коридора
тяпнулся впопыхах башкой с маху об медный таз для варки  варенья,  который
висел на стене до будущего лета, и в резонанс проорал упомянутую фразу  не
своим от боли голосом, искры гасил, которые из глаз посыпались.
     Хватает  студент  голову,  дуя  на  пальцы  кидает  ее  в   кастрюлю,
возвращает на плиту, материт  всердцах  честную  глупую  компанию.  Соседу
спускает  штаны  и  заливает  ожоги  растительным  маслом  и   одеколоном,
остатками одеколона соседке трет виски и шлепает по щекам,  она  открывает
глаза и отпрыгивает от него, людоеда, в страхе за людей прячется.
     Студент молит и объясняет. Соседи жаждут  кары.  Звонят  в  скорую  -
через одного плохо с сердцем. Ошпаренному особенно плохо на полметра  ниже
сердца. Обморочная заикается. Заикается, но в милицию звонит: а  ну  пусть
разберутся, чья головушка-то!
     ...Обычно реакции медицины и милиции совпадают,  но  здесь  разошлись
решительно.  Эскулапы  валялись   от   восторга   и   взахлеб   вспоминали
студенческие развлечения; милиция же рассвирепела и приступила к допросу с
пристрастием и даже  применением  физического  воздействия:  дал  старшина
анатому в ухо, чтоб вел себя потише и выглядел повиноватее.
     С гигантским трудом удержался он в институте, оправдываясь  безмерной
любовью к медицине и  почтением  ко  всем  ее  древним  традициям.  Голова
вернулась в  анатомичку,  студента  же  с  работы  в  анатомичке  выгнали,
разумеется, с треском; и со стипендии сняли на весь следующий семестр.
     К слову уж сказать, зачет по анатомии он с  первого  захода  завалил.
Балда.

Я тут к колдуну ходил... Обыкновенный такой колдун, глаза сумасшедшие, на 
руке наколка.
- На что, - спрашивает, - жалуетесь?
Я говорю:
- Запой. Как, - говорю, - выпью, не могу остановиться.
Он говорит:
- Это в вас бес вселился. Сейчас будем его изгонять.
- А вдруг не уйдет? - говорю я.
- Уйдет, куда денется! - говорит колдун. И достает бутылку водки. - Будем, - 
говорит, - брать его на наживку.
Налил он рюмку, дает мне.
- А себе, - говорю. - Что я - алкоголик какой!..
- Ладно, - говорит колдун, - в данном случае это не важно.
Налил две рюмки, положил два огурца, сели за стол.
- А теперь открывай рот, - говорит колдун, - и говори: а-а!..
- А-а-а!.. - говорю я.
- Да что ты на меня-то смотришь! - говорит колдун. - Ты на водку смотри. 
И ртом-то к ней тянись! Вот смотри, как я.
- А-а-а... - говорим мы с ним вместе и тянемся.
- Ну? - спрашивает он. - Выходит?
- Позывы, - говорю, - есть, но сам он не торопится.
- Крепкий, зараза, попался, - говорит колдун, - придется его подкормить 
для соблазна... Ну-ка, пару глотков и: а-а-а!
Хряпнули мы с колдуном по рюмашке и в один голос:
- А-а-а!..
- Нет, не идет, - говорю я. - Чувствую: вытягивается, но... неохотно. 
Может, закуска плохая?
- На закуску он не реагирует, - говорит колдун. - Распустили чертей, 
теперь - закуска... А ну, давай еще по одной и сразу: а-а-а!..
Налил он по рюмке, хряпнули мы с ним. И в один голос:
- А-а-а!..
- Идет! - кричу я. - Идет, гадюка, давай еще по одной! Наливай быстрей!
Налил он, хряпнули мы.
- А-а-а!..
А бес, как уперся! Мало, что ли, ему или захмелел уже?
Колдун говорит:
- Бес у вас очень развращенный. Ему полбутылки - это лишь на один зуб. 
Но, - говорит, 
- и мне профессиональная честь дороже.
И достает еще бутылку.
- Будем, - говорит, - брать его на стакан! И подсечкой.
- То есть? - говорю я.
- То есть, - говорит он, - вы берете стакан, поднимаете его и - проносите мимо рта. 
Может, он, гад, выскочит!
- Должен выскочить, - говорю. - Я бы выскочил.
Налил колдун по стакану, взяли мы в руки, чокнулись, поднял я стакан и - выпил.
- Ты чего ж делаешь?! - говорит колдун. - Ты ж мне все лекарство изведешь! Не хочешь, - 
говорит, - лечиться, проваливай отсюда!
Я жую огурец и говорю:
- Я хочу... только кто ж мимо-то пронесет без привычки? 
Ты бы мне хоть пластырем рот-то залепил!
- Пластырем! - говорит он. - А бес вылезать откуда будет?! Пластырем... Всякий, - 
говорит, - выпивоха меня еще учить будет! Я тебе, - говорит, - лучше глаза завяжу, 
чтоб ты не видел!
Завязал он мне глаза, налил. Взяли мы по стакану, чокнулись и - выпили.
Колдун совсем озверел.
- Ты что, - кричит, - сюда надо мной издеваться пришел! Я ж тебе глаза-то завязал!
- А нос-то! - кричу я. - Я ж по запаху ориентируюсь. Как от природы завещано: 
обоняние, осязание...
- Обоняние... осязание!.. - орет колдун. - Мы с тобой уже вторую бутылку уговорили! 
А только полчаса прошло.
Я говорю:
- Все, молчу как рыба!..
- Вот, смотри, - говорит колдун, - я наливаю еще по полстакана, завязываю тебе глаза... 
затыкаю нос... Ну, поехали!
Я говорю:
- Без тоста не могу. Что я - скотина какая: без тоста пить?!
Он говорит:
- Мы ж не для тебя, а для беса!
Я говорю:
- Он тоже не скотина какая. Он у меня внутри живет, он мне не чужой! Говори тост!
- Ладно, - говорит колдун. И встает. - Товарищи, - говорит он, - я поднимаю этот 
бокал за людей, которые активно и энергично встали на путь новой жизни!
Поднял стакан и - хряп! И я тоже - хряп!
Он говорит:
- Ты что делаешь?! Ты зачем водку выпил?! Тебе ж нос и глаза заткнули.
Я говорю:
- Т-тост хороший. Что я - скотина какая. Такой тост, а я - пить не буду! Наливай, - 
говорю, - еще по одной, закрывай мне рот марлей, я алаверды скажу!
Упаковал он мне голову, как посылку на почте. Поднимаю я стакан и говорю:
- Люди! Любите друг друга!
- Коля! Дай я тебя поцелую! - кричит колдун. - Как ты хорошо сказал. Давай, - 
кричит, - выпьем на брудершафт!
Я кричу:
- Мне нельзя! У меня бес внутри!
Колдун кричит:
- Черт с ним, Коля!
Выпили мы с колдуном на брудершафт и потом уже, где бруде, а где шафт - 
разобрать было невозможно.
Хотя, если честно, еще бы по полстакана и - бес вышел. Во всяком случае, у меня 
было такое ощущение - что ему мало!

Ночью опять стреляли. Одна пуля залетела на кухню, разбила чашку. Жена сказала: 
"Я тебе всегда говорила: не ставь с краю!"
Утром на работу пошел пешком. Трамваи не ходят, потому что провода и рельсы кто-то 
продал в ближнее зарубежье. В метро живут бомжи. А чтобы поехать на автобусе, нужно 
покупать спецталон, где указывается национальность, группа крови, партийная 
принадлежность и сексуальные наклонности.
Наш завод наконец освоил выпуск новой продукции: стиральная машина МиГ-29, кофемолка 
Т-80 и пылесос Калашникова.
На обед в столовой были щи из крапивы - 15 миллионов, салат из одуванчиков - 5. 
Я взял салат. Но в последний раз, потому что от этих салатов лицо у меня зеленеет, 
а волосы облетают.
В курилке Апельсинов рассказывал анекдот: "Доктор, почему я икаю?" Врач говорит: 
"Это вас еда вспоминает!" Потом долго обсуждали новую секретаршу директора. Каково 
же было наше удивление, когда оказалось, что это мужчина! Что любопытно: каждый 
курил свои, но дым старался втягивать еще и от соседа. Я держался ближе к огнетушителю. 
На прошлой неделе опять из-за неисправной электропроводки сгорели два города, сошел 
с рельсов вокзал и затонул полуостров!
Кстати, говорят, что Кремль приватизировал комендант Кремля, теперь в Царь-пушке 
коммерческий киоск, а Царь-колокол отремонтировали турки, и теперь он называется 
Султан-бубен!
Возможно, это слухи. Вчера жена ходила в ГУМ и видела, что на мавзолее кроме надписи 
"Ленин" появились еще "Билайн", "Несквик" и "Пельмени богатырские".
На днях по телевизору выступал проповедник, который утверждает, что конец света 
наступит в субботу и спасется только тот, кто успеет перевести на его имя деньги. 
По адресу: "Москва, психлечебница, 14".
Возвращаясь с работы, встретил одноклассника. Он теперь в партии Жириновского, и тот 
назначил его губернатором Аляски. Одноклассник доволен и собирает теплые вещи. 
Я сказал, что они ему пригодятся в любом случае.
У подъезда сидели старушки в противогазах. Рядом стояли два "мерседеса" - значит, 
опять к пятилетнему Вовке приехали его приятели. Да, бизнес помолодел. Пока Вовин папа 
продавал лес, а мама - себя, Вовка продал их обоих.
В лифте нос к носу столкнулся с соседом, которого разыскивает милиция, - он взял в 
банке большую ссуду, половину отдал милиционерам, поэтому они ищут его на Камчатке.
Дома жена по телефону продавала и покупала сахар. Деньги она тоже получала по телефону. 
Это еще ничего - у соседа жена по телефону интимные услуги оказывает. Говорит: 
"Вот я расстегиваю у вас пуговицу, другую..." Муж схватил трубку, кричит: "Застегнись! 
Выходи на митинг!"
На ужин пили чай из пачки со слоном. Когда я пригляделся, то понял, что человек, 
который сидит на слоне, чем-то похож на Черномырдина, а слон - на Гайдара! Забыл 
сказать, что чай мы заваривали последний раз год назад, а теперь только доливаем воду.
Потом смотрели телевизор - шейп-шоп-шоу. Кому-то опять повезло, и он выиграл большой 
гамбургер, а вот мужчину, выигравшего "Жигули", жалко, его, вероятно, убьют на выходе. 
И преступников, как всегда, не найдут.
Легли спать усталые. Уже засыпая, жена спросила, убрал ли я со стола стакан. Вставать 
было неохота, и я сказал, что убрал. Ночью пуля залетела на кухню и разбила стакан. 
Утром, подметая осколки, я подумал: когда бьется посуда - к счастью!
Будь здоров!